Причины, которые породили нынешний кризис, никуда не исчезли, потому никаких положительных изменений в нашей экономике быть не может. Одна из них – отсутствие так называемых доступных денег.
Е.ВОЛГИНА: 15 часов 6 минут в столице. Радиостанция «Говорит Москва». 94.8. У микрофона Евгения Волгина. Всем доброго дня. Программа «Умные парни». Ждём с минуты на минуту здесь Сергея Лисовского, члена совета по аграрному комплексу при Совете Федерации Российской Федерации. Наши координаты: 73-73-948 — телефон, SMS +7-925-88-88-948, Twitter @govoritmsk, Telegram govoritmskbot. И у нас стрим в YouTube начался, поэтому присоединяйтесь. Наш канал в YouTube «Говорит Москва». Там же есть чат, и вы сможете туда писать, интересные сообщения и по теме буду зачитывать.
Естественно, когда к нам приходит Сергей Лисовский, говорить мы преимущественно стараемся про продукты питания и про всё, что с этим связано. В частности, подорожание продуктов питания. Потому что вы слышали Михаила Мишустина, который обвинил в жадности ретейлеров как раз, что в них проблема, сейчас высказалась госпожа Набиуллина, глава Центрального банка России, говоря, что, в общем-то, ограничение цен на продукты — это временные мера, это не сможет обеспечить спокойствие людей в долгосрочной перспективе. Вопрос, конечно, что может обеспечить спокойствие людей? Как раз у Сергея Фёдоровича мы и спросим, сейчас микрофон ему включим, и Сергей Фёдорович сможет нам всё рассказать.
Здравствуйте, Сергей Фёдорович.
С.ЛИСОВСКИЙ: Здравствуйте.
Е.ВОЛГИНА: Как раз мы начали с того, что госпожа Набиуллина, последнее с пылу с жару заявление: «Ограничение цен на продукты — временная мера, не сможет обеспечить спокойствие людей в долгосрочной перспективе». Мишустин высказывался. Говорит: «Жадные ретейлеры слишком». Ретейлеры тоже себе в оправдание что-то говорят. Такое ощущение, что одни на кого-то перекладывают постоянно ответственность, но так до конца непонятно, а что делать с ценами и что происходит вообще. У вас есть ответ на этот вопрос?
С.ЛИСОВСКИЙ: В короткий промежуток, конечно, ничего сделать нельзя. То, что мы разово что-то регулируем, в общем, в конечном итоге это оборачивается против нас. Я той же Набиуллиной, когда она была ещё министром экономического развития, говорил, что любая отрасль может прекрасно посчитать свою собственную себестоимость, и там ясно видно, как эта себестоимость формируется.
Если взять птицеводство, которое я предлагал сделать в своё время, у нас 75% себестоимости формируют монополисты, явные и неявные. Это железная дорога, это газ, это энергетика, это транспорт и так далее. Поэтому от производителя зависит всего лишь 25% себестоимости. Понятно, как бы он хорошо ни работал, в этих 25-ти особо не развернёшься. А вот надо контролировать эти 75. Более того, я предлагал публиковать эти данные, потому что средняя себестоимость по отрасли показательна очень для всех. Соответственно, можно с сетями разговаривать, если они требуют продавать продукцию ниже себестоимости, что является, в принципе, преступлением против страны, экономики страны. Но, к сожалению, меня никто не поддержал. Более того, из этой себестоимости сразу видно, кому помогать. Допустим, если наши «бедные» энергетики или газовики плачутся о том, что им надо повышать тарифы, то тут же надо сказать: хорошо, мы им разрешили поднять тарифы, надо понимать, что через полгода мясо птицы подорожает, масло вырастет в цене и так далее. Мы готовы на это?
Е.ВОЛГИНА: Тарифы естественных монополий вы имеете в виду?
С.ЛИСОВСКИЙ: Да, естественных монополий. Более того, там очень легко можно просчитать, насколько повысится цена в опте. Но почему-то меня никто не поддержал. Это я предлагал еще в две тысячи, по-моему, четвёртом году или две тысячи пятом. Но не поддержали почему? Да потому что тогда сразу будет явно видно, кто виноват. Более того, сразу будет понятно, что в своё время что-то не сделали. Например, если подняли стоимость каких-либо тарифов монополии, то, соответственно, надо компенсировать производителю эти потери либо согласиться с повышением цены. Если мы не хотим, чтобы цена поднималась, значит, надо компенсировать потери. Либо не поднимать тарифы.
Е.ВОЛГИНА: Но инфляция. Не поднимать тарифы, видимо, невозможно, скажут те, кто поднимает тарифы.
С.ЛИСОВСКИЙ: Вы знаете, что у многих производителей в опте цена стояла, вот мяса птицы три года в опте стояла на одном и том же уровне, несмотря на всю инфляцию. А вот естественные монополии все поднимали. Более того, что они делают? Они формально поднимают на уровне инфляции свои тарифы, а тут же облагают это всё дополнительными услугами.
Например, РЖД взять. Тут же повышается стоимость заказа вагонов, тут же увеличиваются штрафы за простой, а простой обязательно будет по чисто техническим проблемам, и так далее. То есть формально они повышают на 4%, допустим, а фактически цена вырастает на 8-10. Опять же этого никто не учитывает. А это же всё попадает в себестоимость продукции и в цену товаров в конечном итоге. Самое смешное и грустное, что очень легко считается всё, но это никто не хочет считать, потому что тогда надо что-то делать вовремя.
Е.ВОЛГИНА: Так это же и так понятно, что там. Мы с вами можем посчитать, просто исходя из разницы в цене прошлого года и этого года. То есть даже необязательно публиковать эти данные, на чём вы настаивали.
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, надо их публиковать, потому что, во-первых, пусть отрасль подтягивается, потому что кто-то эффективен, кто-то неэффективен, кто-то лучше работает, кто-то хуже. Исходя из этой средней себестоимости, надо и поддержку по отрасли и по конкретным предприятиям рассчитывать. Это очень важный и нужный инструмент. Самое главное — он очень важный и нужный, прежде всего, для правительства. Он и для производителя нужен, и для потребителя, но для правительства, чтобы они понимали, что у них в стране будет через год, два, три с ценами.
Е.ВОЛГИНА: Понятно.
С.ЛИСОВСКИЙ: А так они вдруг случайно узнают, что у нас вроде бы цена выросла. Это происходит всегда крайне неожиданно, хотя об этом можно было сказать ещё год назад.
Е.ВОЛГИНА: А вы заметили цепную реакцию? Сначала объявили одни, а потом следом потянулись кондитеры, мясопереработчики, птицеводы.
С.ЛИСОВСКИЙ: Ну понятно, потому что у нас естественные монополии всё время поднимают свои цены. Более того, самое страшное, что они не только поднимают официальные тарифы, они поднимают на сопутствующие услуги, которыми они облагают.
Е.ВОЛГИНА: Логистика?
С.ЛИСОВСКИЙ: Да всё, что угодно. Говорю, вот с РЖД, заказ вагонов вдруг стал дороже, простой вагонов — вдруг стал дороже. Заказ вагонов за две недели, он стоит таких денег, заказ вагонов за месяц — других денег. При этом ты не сможешь заказать вовремя вагоны, потому что их в то время не было, тебя официально пододвинут под более дорогую услугу и так далее. И всё это прекрасно знают. Самое смешное и грустное, что все это знают, но никто не хочет это считать.
Е.ВОЛГИНА: Космогейм нам пишет в стрим в YouTube: «Пусть правительство возьмёт всё в свои руки и само будет руководить и устанавливать цены, и производить». Алекс дополняет: «Госмонополии сначала поднимают тарифы на всё, а потом государство при повышении цен на продовольствие спрашивает: а кто это сделал?»
С.ЛИСОВСКИЙ: Вот именно так и происходит. Но, понимаете, тут же ещё другая проблема, что когда регулировать начинают в экстренном порядке те или иные цены, то страдает именно уже производитель, потому что ему же надо покрывать убытки прошлых лет, которые он понёс за счёт этих естественных и неестественных монополий. А ему это не дают делать, да ещё обвиняют в чём-то. Поэтому, соответственно, он что делает? Он либо снижает качество, чтобы снизить себестоимость, либо он просто разоряется. У нас сейчас поднялась цена на яйцо. Но, извините, у нас уже пять лет все основные фабрики по производству товарного яйца находятся в предбанкротном состоянии, они болтаются на ноле, то есть у них в лучшем случае ноль, а то и убыток.
Е.ВОЛГИНА: То есть они из гуманных побуждений что ли развивают своё производство?
С.ЛИСОВСКИЙ: В основном вот эти фабрики, которые вот так тихо умирают, это люди, которые строили фабрику 30 лет назад, ещё в советские времена, они на ней работают, как директора, так и сотрудники, для них эта фабрика — дом родной. Это реально. Они делают всё, чтобы удержаться на плаву. Вот они действительно работают и в убыток, и думают, что ну сегодня убыток, завтра мы его покроем, они берут кредиты и так далее. К сожалению, циничные люди не понимают, что такое существует. Люди, понимая, что они работают в убыток, работают. Более того, на этих территориях нет другого места работы для людей.
Е.ВОЛГИНА: Согласна.
С.ЛИСОВСКИЙ: И это происходит достаточно широко по стране.
Е.ВОЛГИНА: Теперь варианты. Что в данном случае может сделать правительство?
С.ЛИСОВСКИЙ: В данном случае правительство должно понять, что если оно не введёт систему мониторинга и планирования цен, ничего хорошего не получится.
Е.ВОЛГИНА: При рынке это возможно?
С.ЛИСОВСКИЙ: Что значит рынок? Рынка, во-первых, нет, мы же понимаем. Видя, как американцы уничтожают наш «Северный поток – 2», мы понимаем, что никакой свободной конкуренции нет. Первое.
Второе. Мы говорим о мониторинге и прогнозировании, а как раз цены предполагают нормальный мониторинг и прогноз. Это рынок. А для того, чтобы наладить мониторинг и прогноз, нужно считать вот эту самую пресловутую себестоимость по отраслям и по основным видам продукции. Например, продуктов, если мы говорим о сельском хозяйстве.
Далее. У нас нет единого центра, который бы это всё сводил и давал прогнозы, что у нас будет повышаться, и предлагал правительству меры снижения этих эффектов. То есть, если правительство скажет, «нет, вы нас просите ещё дополнительно 100 миллионов для того, чтобы компенсировать… 100 миллиардов компенсировать рост естественных монополий», то тогда этот орган говорит, «ну хорошо, тогда у нас цена мяса птицы или свинины вырастет на 5-7%». Правительство говорит, ну хорошо, согласны. Но я думаю, что так не будет. Я думаю, что всё-таки правительство будет изыскивать ресурсы и заранее покрывать те или иные проблемы. Понятно, их полностью решить нельзя, но тем не менее не будет таких ярких всплесков, которые мы имели в этом году.
Причём затрат практических никаких. Мы когда разговаривали с Набиуллиной по мясу птицы, мы говорим, ну давайте наш отраслевой союз будет всё сам считать и всё вам давать, вы можете это всё проверять, то есть мы в открытом доступе.
Е.ВОЛГИНА: Аудит может быть.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да. То есть у вас затрат не будет, но тогда у вас каждый отраслевой союз будет давать эти цены, будет давать эту себестоимость и будет давать вклад каждого монополиста в эту себестоимость, и вы будете тогда принимать решение. И тогда правительство может понимать, что вот оно здесь сейчас пойдёт на уступки вот этим «бедным» нашим монополиям, но через год у него будет вот это проблемой, и пусть оно тогда решает. Но самое главное, что у нас нет такого органа, который бы это всё сводил. Я считаю, что это должен быть Минсельхоз, потому что у нас иногда начинают кивать на Минсельхоз, но Минсельхоз у нас, к сожалению, отвечает только за то, чтобы вырастить, а не за то, чтобы продать. За то, чтобы продать и цену удержать — это у нас Минпромторг отвечает, за рост тарифов естественных монополий — Минэкономразвития и ФАС ещё там рядом. То есть получается, у нас нет структуры, которая бы полностью могла регулировать цены в рыночных условиях.
Е.ВОЛГИНА: Всю цепочку — от ростка до прилавка.
С.ЛИСОВСКИЙ: Поэтому надо назвать Минсельхоз министерством сельского хозяйства и продовольствия и дать ему полномочия отслеживать, мониторить цены. И вот именно тогда Минсельхоз должен в своих прогнозах говорить: «Дорогие друзья, у нас был урожай, у нас было вот так, у нас повысились тарифы вот здесь так, вклад в себестоимость вот так, значит, цены у нас вырастут вот так. Для того чтобы этого не было, мы просим правительство предоставить нам дополнительное финансирование там-то, там-то и там-то, для поддержки этих, этих и этих». Всё.
Е.ВОЛГИНА: А, может быть, как раз в логике правительства вот именно разделить полномочия? Логика была понятна, чтобы не было, не знаю, монополии какой-то определённой в принятии решений. Нет?
С.ЛИСОВСКИЙ: Тут совсем другое. Вот Минпромторг, мы, когда закон о регулировании торговой деятельности делали во многих редакциях, я всегда Минпромторгу говорил, слушайте, мне кажется, что у вас надо промышленность убрать, потому что вы только о торговле думаете. Потому что, защищая поставщиков продовольствия, это же промышленность, вы почему-то про промышленность вообще не думаете, всё время говорите, что мы обижаем бедные сети. Поэтому я говорил, давайте мы вас назовём министерством торговли, тогда будет всё понятно, вы сети защищаете, но тогда за промышленность пусть кто-то другой отвечает.
Е.ВОЛГИНА: Сельской промышленности.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да. Поэтому с чем мы сталкиваемся, когда это всё происходит? Тот, кто должен сдерживать аппетиты естественных и неестественных монополий, он в конечном итоге отвечает за их развитие. Поэтому, конечно, он старается их поддержать и ему всё равно, что повысится цена на продовольствие.
Е.ВОЛГИНА: Он свою роль выполнил.
С.ЛИСОВСКИЙ: Он свою роль выполнил. Но это как Райкин говорил: «К рукавам есть претензии? Нет. К пуговицам — нет. Всё хорошо». А вот того портного, который сошьёт костюм и чтоб сидел, к сожалению, у нас нет. Поэтому я считаю, что это единственная возможность это передать Минсельхозу, потому что у нас Минсельхоз — одно из самых продвинутых министерств в плане отслеживания и поддержки отрасли.
Е.ВОЛГИНА: Ещё интересная штука, которая в отрасли, как раз тоже цепочка целая возникла, — это маркировка. Сейчас же маркировать планируют вообще всё и вся практически. Мы помним историю, когда самый разгар пандемии был, проблемы возникли у поставщиков препаратов медицинских, потом производители бутилированной воды предупредили, что это тоже повлечёт за собой подорожание. Всё-таки маркировка — это благо или как?
С.ЛИСОВСКИЙ: Знаете, когда у нас появились первые документы о маркировке, я тогда работал в Совете Федерации, это было где-то около двух лет, полутора лет назад, у нас было настороженное отношение. Теперь я считаю, что маркировку надо поддерживать. Более того, если взять бутилированную воду, Валентина Ивановна уже полтора года занимается этой водой, большего бардака и, скажем так, безудержного заработка, чем в бутилированной воде, я не видел. Я вообще удивляюсь, зачем люди делают палёную водку. На воде можно зарабатывать гораздо больше. Мы когда влезли в экономику всего этого…
Е.ВОЛГИНА: Вода — новая нефть.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да, вода — новая нефть. Более того, те, кто выступает против, а это, кстати, крупные транснациональные компании…
Вот мы конкретно разбирали случай в Ростовской области. Компания построила завод, берёт там воду обычную из реки Дон и разливает её. Понятно, она её обрабатывает, но это всё равно, скажем так, это всё ещё надо проверять.
Ну так вот, что она ещё делает? Она берёт её противозаконно, потому что она берёт не напрямую из Дона, она берёт у другого предприятия, которое имеет право на техническую воду, водозабор на техническую воду. Соответственно, водозабор на техническую воду не выполняет те требования, которые нужны для водозабора для питьевой воды. И после этого она как бы с себя снимает ответственность в этом виде водозабора и, по сути, нарушает закон.
Е.ВОЛГИНА: Понятно.
С.ЛИСОВСКИЙ: К сожалению, никто этим не занимался, льёт воду и льёт воду слава богу. Вот когда мы начали им заниматься, кстати, благодаря маркировке, мы поняли, что, к сожалению, у нас с водой, скажем так, вообще нет порядка никакого. Маркировка воды как раз приведёт к тому, что у нас хотя бы будет контроль.
Хотя бы взять тот же «Нарзан» знаменитый наш. Сейчас уже не помню, у нас официальных, по-моему, 17 скважин в Кисловодске, а вокруг ещё 28 скважин, которые под двенадцатью различными похожими названиями разливают похожее «Нарзан».
Е.ВОЛГИНА: А на самом деле это не «Нарзан».
С.ЛИСОВСКИЙ: На самом деле это не «Нарзан». Как это отследить? Никак. Без маркировки. Так вот все эти стенания производителей бутилированной воды — это просто желание, во-первых, продолжать зарабатывать огромную прибыль. Я, кстати, вообще удивляюсь, почему налоговая давно не занялась, потому что там сверхприбыли. Во-вторых, у нас практически не считают объёмы водозабора, мы не знаем, сколько у нас воды, а это, если это используется для коммерческих целей, это же природный ресурс.
По поручению Валентины Ивановны мы год назад разослали во все наши структуры контролирующие, кто занимается учётом водозабора. Никто.
Е.ВОЛГИНА: А сейчас будут?
С.ЛИСОВСКИЙ: А сейчас будут. Потому что, извините, когда мы введём маркировку, когда мы увидим, что у нас из скважины, из которой можно, допустим, какой-то объём брать, а вдруг этот завод даёт в десять раз больше, тогда будет вопрос, откуда у вас эта вода, если у вас разрешение только на водозабор другого объёма.
Е.ВОЛГИНА: А почему это нельзя сделать без маркировки?
С.ЛИСОВСКИЙ: А как? Это невозможно.
Е.ВОЛГИНА: Хорошо. Даже для потребителя…
С.ЛИСОВСКИЙ: Как можно? Вот они льют в три смены эту воду. Значит, надо нанимать целый штат людей, который будет следить, но это будет проверяющий, за проверяющим по проверяющему. Это глупость. А вот когда есть маркировка — всё очень легко считается. Это же сразу в онлайн идёт.
Е.ВОЛГИНА: Это как ЕГАИС, да, примерно?
С.ЛИСОВСКИЙ: Типа ЕГАИС, только гораздо проще и технологичнее. Так вот там ведь не только вход в торговую сеть считается, но и выход. А вот по выходу вообще это будет для всех жуликов главная проблема. Потому что вход-то ещё можно, типа вошло столько, а потом вдруг вошло не столько, а больше. А кто это проконтролирует? А вот когда выход считается, вот здесь уже никуда ты не денешься. Поэтому такое противодействие маркировке воды.
Е.ВОЛГИНА: Тунгус говорит: «Попробуйте в Астраханской области пробурить скважину, завтра у вас будет Минприроды выписывать штраф и подвергать». «Сделают маркировку или акциз на воду, опять всё подорожает, потребитель это оплатит», — говорит Максим.
С.ЛИСОВСКИЙ: Послушайте, стенать, что всё подорожает и ничего не надо делать, вот тогда мы точно никуда не продвинемся. По маркировке, там не такие высокие затраты, особенно для крупных, которые больше всех стенают. Во-вторых, порядок нам нужен по воде. Это не только связано с налогами и платой за природные ресурсы, но ещё связано с безопасностью и здоровьем нашего населения. Потому что вода — это одна из составляющих нашего питания с вами.
Е.ВОЛГИНА: Вы просчитывали, сколько, например, производителей уйдёт с рынка?
С.ЛИСОВСКИЙ: Всё просчитывали. Вообще меня удивляет, почему вдруг сейчас эта новая волна. Это просчитали ещё полтора года назад по воде, все эти данные есть. Более того, этим занимался Минфин, они делали специальные исследования, всё это просчитано. Ничего там страшного нет. Самое «смешное» то, что цена на воду, себестоимость воды увеличится всего лишь на один процент. На один.
Е.ВОЛГИНА: Это в каком звене цепочки?
С.ЛИСОВСКИЙ: В опте. На один процент. Но, извините, если торговые сети берут на воду от 50 до 100 процентов наценки, ну пусть торговые сети будут наценку делать не 100%, а 99, и тогда наш бедный потребитель ничего не почувствует.
Е.ВОЛГИНА: Кто же с ними будет разговаривать-то, Сергей Фёдорович?
С.ЛИСОВСКИЙ: Это другой вопрос. То есть я совершенно согласен с Мишустиным, что алчность и бесконтрольность торговых сетей с наценками — вот это надо прекращать и надо действительно вводить регулируемую наценку. Более того, надо жёстко облагать налогом превышение той или иной наценки. Хотят делать 100 — не проблема, пусть делают 100%, но только извините, отдайте из этих 100% восемьдесят государству налоги, оно тогда бедным раздаст это всё. Пожалуйста.
Е.ВОЛГИНА: 316-й говорит: «Роспотребнадзор зачем? Они обязаны брать продукцию на анализ». И Максим добавляет: «Маркировка и качество воды — это две разные вещи, не взаимосвязанные».
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, это связанные вещи, потому что при маркировке вы чётко понимаете, откуда у вас произошло. Более того, маркировка на сегодняшний день, допустим, даёт десять показателей, но это, опять же, потому что всё это вводится как новое. В перспективе таких показателей может быть 50 и 100. Технически это никак не ограничено. Вот тогда мы с вами будем знать до сотых процента составляющие той или иной воды.
Самое главное — мы с вами знаем объёмы производства и с какого завода. А вот тут уже, как «Меркурий» когда ввели, сразу тут же все стали жулики попадаться. Потому что они как раньше делали? Они официально покупают тонну сырья, а производят 20 тонн. Ну понятно, что ты из хорошего сырья 20 тонн не произведёшь продукции качественной. Значит, набодяжил. Вот то же самое с водой. Даже просто сравнивая объёмы выпуска и задекларированные объёмы воды, сразу можно сказать, в каком качестве эта вода.
Более того, эти заводы, которые будут маркироваться, они все будут сертифицированы. У нас же очень много воды, которая делается в гаражах, по сути, разливается, вот что страшно. Я сам испытал подобную ситуацию, у меня отец два года назад два месяца пролежал в больнице. Вот любит он газировку Coca-Cola и выпил, знаете, такие полутора литровые бутылки. Отравление было жесточайшим. Он упал в обморок, слава богу, соседи были рядом.
Е.ВОЛГИНА: Это не настоящая Coca-Cola оказалась?
С.ЛИСОВСКИЙ: Да, не настоящая. Купил в торговой сети. А вот с маркировкой это уже невозможно, уже никакие гаражные бутылочки туда не попадут.
Е.ВОЛГИНА: Глеб говорит: «В ювелирке маркировка на 20% увеличивает стоимость. Сделали всё, в общем, нехорошо».
С.ЛИСОВСКИЙ: Слушайте, это неправда. Не может на 20%, тем более для ювелирки технологически это просто невозможно, чтобы на 20. Я просто не занимаюсь ювелиркой, не занимаюсь маркировкой ювелирки, это не ко мне.
Е.ВОЛГИНА: А к вам только по воде.
С.ЛИСОВСКИЙ: Что?
Е.ВОЛГИНА: Просто Глеб занимается ювелиркой, он как раз из первых уст докладывает.
С.ЛИСОВСКИЙ: Очень может быть, но, к сожалению или к счастью для меня, ювелирка — это отдельный мир, в котором я не участвую.
Е.ВОЛГИНА: Глеб говорит: «20 лет я ювелиркой занимаюсь».
С.ЛИСОВСКИЙ: Ну ради бога. Только я вот тут, по ювелирке, я не специалист.
Е.ВОЛГИНА: Что ещё, по-вашему, требует введения маркировки, помимо того, что уже есть?
С.ЛИСОВСКИЙ: Во-первых, всё продовольствие надо требовать. Потом уже надо смотреть по различным группам товаров. Потому что та же обувь, там тоже же много было вопросов. Но, насколько я знаю, количество кодов, купленных торговцами обуви, превысило в пять раз ранее зафиксированную сумму продаваемой обуви в год. То есть понимаете, у нас в обороте официальном было всего лишь 20% обуви.
Е.ВОЛГИНА: Скупили оптом что ли они маркировку?
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, они не скупили. Просто когда они смогли продавать без маркировки, им пришлось покупать коды, а коды-то считаются. Так вот кодов купили в пять раз больше, чем по прошлому году мы официально продали обуви. Вот вам и результат.
Более того, я могу сказать о своём товарище, который шесть лет назад купил на рынке (причём человек обеспеченный) кроссовки. Год лечился, был химический ожог. Оказались паленые кроссовки, хотя фирма была вроде бы известная. Там оказались ядовитые вещества в стельке. Год человек лечился. Я причём ещё говорил: слушай, ну ты-то обеспеченный, у тебя мозги-то есть, куда ты попёрся на рынок купить кроссовки себе?
Е.ВОЛГИНА: «Живу рядом с Кисловодском — Виктор из Пятигорска нам пишет — цена бутылки «Нарзана» нереально дорога, как какой-то элитный напиток. Пьём «Славяновскую» воду. Хотелось бы знать, кому сейчас принадлежит марка «Нарзана». Не знаю, знаете вы.
С.ЛИСОВСКИЙ: Это надо к налоговой. Мы когда разбирались, вот у нас была такая таблица, нам представляли в налоговой, что этикеток, похожих на «Нарзан», только они насчитали более 25.
Е.ВОЛГИНА: Ого. То есть непонятно, что там на самом деле.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да. И самое главное, что все эти 25 — все контрафакт.
Е.ВОЛГИНА: 709-й говорит: «Поставляем продукцию на экспорт в 50 стран и одновременно повышаем цену на внутреннем рынке. Это разве нормально?» А тут президент же на днях сказал, что цены на продовольствие в мире растут, поэтому на нас это тоже сказывается.
С.ЛИСОВСКИЙ: На нас это тоже сказывается, это естественно. Просто надо компенсировать тем группам, которые более ранимы, государству, то, что я говорил, просчитывая вот эти результаты.
Я был недавно во Владивостоке, там закрыли сою. Соя только-только начала развиваться. Соя даёт реальный доход аграриям Приморского края. Они только задышали, у них только китайцы купили эту сою, теперь они её не могут вывезти. Потому что запрет. Куда девать сою? Им цинично говорят: везите в Калининград на переработку через всю страну.
Е.ВОЛГИНА: Странная логистика.
С.ЛИСОВСКИЙ: И мне там, в Минсельхозе, говорят: ну чего, мы точно сою уже в следующем году сеять не будем. Хотя для Владивостока это реально прекрасная культура, которая может нам дать доход и дать доход местным жителям, и местным бюджетам. Вот вам решение вопроса. Понятно, что да, соя, соевый шрот вырос для животноводов. Ну так давайте лучше компенсируем, пусть у нас крестьяне заработают, которые производят сою, сейчас, мы компенсируем животноводам это повышение цены, это можно сделать, и вся останутся при своём. Самое главное, что мы захватим рынки. Ведь что такое мировая торговля? Прежде всего — рынки.
Е.ВОЛГИНА: Конечно.
С.ЛИСОВСКИЙ: За что американцы бьются? Они захватывают рынки. То есть мы сейчас себя выставляем как недобросовестные поставщики и, соответственно, мы теряем свой потенциал. Да, надо регулировать внутренний рынок, но перекрывая вот так границу, это, конечно… Более того, понятно, что из Владивостока никуда сою никто не повезёт, никто спекулировать не будет. Можно было закрыть центральные части России, сою, а не трогать во Владивостоке. Более того, можно было в Приморском крае объём производства посчитать и разрешить только этот объём там экспортировать, чтобы не было такого незаконного экспорта другой сои через порты Владивостока.
Е.ВОЛГИНА: Так.
С.ЛИСОВСКИЙ: То есть можно было найти решение. Но нет, сделали вот так, закрыли скопом для всех, соответственно, мы в перспективе потом с вами будем есть более дорогие продукты, потому что крестьянам надо компенсировать потери.
Е.ВОЛГИНА: У вас есть статистика какая-то, сколько производств за всё время кризиса, например, даже за пять лет, открылось и закрылось, например, в Российской Федерации? То есть насколько проект по импортозамещению всё-таки до сих пор рабочий?
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, импортозамещение у нас существует. Статистика — это не моё, это вы можете найти где угодно. Но то, что наше сельское хозяйство задышало, — это правда, я же езжу по регионам очень много. И, слава богу. Мы стали выходить на рынки, в том числе из-за этого, потому что у крестьян появились деньги на более высокие технологии, на технику и так далее. То есть этот проект работает. Но опять же, так как нет единого центра, который мог бы всё это координировать, к сожалению, мы теряем вот это стопроцентный эффект, который могли бы получить. То есть мы получаем не стопроцентный эффект, допустим, а пятьдесят. Могли бы сто.
Самое главное, что мы должны планировать. Но сейчас, правда, есть попытки создавать экспортные, всё это, но пока это только всё начинается. Я помню, 2008 год, я министру иностранных дел задаю вопрос: почему у нас, когда нам не дают что-то продавать (мы тогда уже могли продавать), посольства нам не помогают? Помню, когда «ножки Буша» первый раз закрыли, я был одним из организаторов этого запрета, 2001 год, причём закрыли правильно, по санитарным показателям, так тут же, на следующий день, посол Америки был в нашем Минсельхозе и в МИДе. Тут же.
Е.ВОЛГИНА: Пытался выяснить, в чём проблема.
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, он не пытался выяснить, он пытался заставить открыть опять границы. У нас же, я говорил тогда, мы обращаемся к МИДу и в посольства и никто… В то же время, там был смешной случай, мы закрыли сухофрукты из Египта параллельно. Закрыли нас и сухофрукты закрыли. Опять же нашли по фитосанитарным соображениям, там были личинки жука какого-то. Так вот к нам приходят из нашего посольства в Египте письма: срочно откройте сухофрукты. То есть наше посольство требует, чтобы мы открыли.
Е.ВОЛГИНА: То есть посольства не выпускают нас, видимо, так как-то.
С.ЛИСОВСКИЙ: И я ему говорил: какой-то логики здесь нет, если посмотреть мировую практику. На что мне было сказано: Сергей Фёдорович, продажа продовольствия за рубеж — это коммерческая деятельность, и МИД в это не вмешивается. На мой немой вопрос, а как же американцы, а как же все, все бьются за рынки, все продвигают собственных производителей, а у нас, значит, МИД чем-то другим занимается, более важным. Интересно, что может быть более важным, чем продвижение собственных товаров по всему миру? Так вот сейчас всё поменялось, сейчас МИД уже совершенно иначе. Вот восьмой год и двадцатый. Двенадцать лет. Сейчас попробуй, в МИДе голову никому не придёт сказать, что это не наше дело, нет, это наше дело. Более того, сейчас создали же при МИДе, как раньше, торговых представителей по продовольствию.
То есть мы как бы движемся вперёд, но хотелось бы быстрее.
Е.ВОЛГИНА: Хотелось бы быстрее. Хорошо. По поводу ещё, кстати, борьбы с ценами, раз уж это всё-таки в топе новостей. Предложение, в том числе от Жириновского Владимира Вольфовича, прозвучало: в России следует создавать специальные магазины для бедных, цены в которых будут зафиксированы, и «хватит уже давить гусей трактором, бульдозером».
С.ЛИСОВСКИЙ: Я не знаю, кто давит гусей.
Е.ВОЛГИНА: Вы помните, давили гусей, знаменитая история, когда борьба с импортными продуктами началась.
С.ЛИСОВСКИЙ: Понимаете, импортные продукты, мы в своё время так и икру сжигали, чтобы вы понимали. Знаете, почему? Потому что, что делали силовики в том числе? Браконьеры им оставляли икру чёрную, те её находили, говорили, «ой, кто-то браконьерски добыл икру и убежал, мы нашли её, теперь надо её продать», и продавали через собственных, понятно, продавцов, через тех же браконьеров. И был прекрасный бизнес. То есть никто не виноват…
Е.ВОЛГИНА: Так надо же тогда обелить, а не сжигать.
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет. И поняли, что пока не будем уничтожать эту незаконную продукцию, так и будет эта цепочка двигаться. Кстати, когда стали уничтожать, после этого уже никому интересно икру находить в кустах не было, потому что всё равно её никуда не денешь. Ну там сам поешь, ну и всё. И мы эту цепочку остановили по икре чёрной. То же самое с санкционной продукцией, что если её позволять ввозить, и потом кто-то её будет из своих продавать, то это будет бесконечная торговля.
Е.ВОЛГИНА: Нет. Здесь же о чём речь идёт, и вся дискуссия уже семь лет продолжается? До введения эмбарго это всё можно было ввозить, продавать и так далее, проблем не было. А теперь мы же сами наложили на это эмбарго и вместо того, чтобы уничтожать, давайте хотя бы кому-нибудь…
С.ЛИСОВСКИЙ: Послушайте, мы живём в жёстком конкурентном мире, точнее даже не конкурентном, а протекционистском мире, и они захватывают наши рынки. А мы свои рынки ограждаем. Это нормальная борьба. Реально у нас идёт война, такая вот рыночная война.
Е.ВОЛГИНА: Продовольственная.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да. Если мы так поступать не будем, тогда мы давайте отдадим все рынки, они кончат, как хотели кончить наше птицеводство в своё время. Мы же, извините, когда я в 1999 году занялся птицеводством, мы завозили 70% мяса птицы, представляете, самый доступный белок в мире. А как кончали? Очень просто. Ввозили вот эти окорочка пресловутые. Во-первых, они у них там… их надо утилизировать было и выкидывать, это было дорого, а к нам они привозили, как мне сказал один импортёр, говорит: слушай, Серёг, вы никогда с нами конкурировать не сможете, потому что мы можем отдавать окорока по цене транспортировки.
Е.ВОЛГИНА: «Зачем сжигать? Раздавайте бесплатно хотя бы в детские дома, ещё куда-то», — Максим говорит.
С.ЛИСОВСКИЙ: Вот Максим мыслит на уровне своей кухни. Мы должны понимать, как только появляется огромный объём товара бесплатный, значит, находится кто-то, близкий к этому, который этот товар начинает продавать, и этот товар начинает демпинговать на рынке и уничтожать собственное производство. Это же не одна курочка, это эшелоны.
Е.ВОЛГИНА: Я понимаю, о чём вы говорите.
С.ЛИСОВСКИЙ: А контролировать этот процесс невозможно. У нас, извините, вот на маркировку кивают… Кстати, по лекарствам это всё неправда, то, что было, это, опять же, фармацевты специально эту истерию подняли. В то время, когда были из-за маркировки, как говорится, проблемы, маркировано было всего лишь 10% лекарств. 10%.
Е.ВОЛГИНА: На самом деле к нам выходили в эфир представители как раз сообщества, которые были в то время на совещании в правительстве, и они подтверждали, что там проблемы существуют и в ЦРПТ тоже это подтверждали.
С.ЛИСОВСКИЙ: Слушайте, проблема была, но не такая глобальная. Мы тоже занимались, потому что Валентина Ивановна дала поручение разобраться с маркировкой. Мы разбирались, прошло два совещания. И сейчас, кстати, Совет Федерации мониторит постоянно эту ситуацию с фармацевтами, маркировку, и мы имеем полную информацию.
Е.ВОЛГИНА: Если про эмбарго возвращаться, к продуктам. Я возвращаю просто в русло беседу, уж простите. Хорошо. Но эмбарго надо сохранять всё-таки?
С.ЛИСОВСКИЙ: Так вот, я, почему стал про лекарства говорить? Благодаря маркировке была выявлена преступная цепочка, когда из учреждений, где бесплатно раздавались лекарства, различных медицинских учреждений, учреждений детских, воровали лекарства и продавали через аптеки. И это была глобальная система.
Е.ВОЛГИНА: Было такое. Но нельзя же из-за этого лекарства запрещать.
С.ЛИСОВСКИЙ: И только благодаря маркировке это было всё выявлено, чтоб вы понимали.
То же самое происходит с продукцией, которую, вы говорите, бесплатно. Как только у вас появляется бесплатный большой объём продукции, он тут же начинает уничтожать местное производство.
Е.ВОЛГИНА: Да, но вам на это ответят, что чем меньше становится конкуренции, например, тем более доминирующее положение получают на рынке, например, наши же производители и тем самым вот эта проблема с ценами возникает.
С.ЛИСОВСКИЙ: Это неправда. Потому что, во-первых, у нас рынка уже нет. Его нет во всём мире. И конкуренции, идеальной конкуренции, которую описывали Карл Маркс и ещё экономисты западные, которые, скажем так, плохо пересказывали Карла Маркса в середине 50-х, на которых учились наши горе-либералы, такого рынка уже давно не существует. Это первое.
Второе. Если взять даже объём производителей у нас на рынке того же мяса птицы, их такое количество, что невозможно там никаких сговоров, ничего, более того, у нас перепроизводство мяса птицы. У нас почему оптовая цена три года стоит? Где такое видено, в каком производстве? Нигде. Да потому что у нас перепроизводство. Рассчитывали на рост потребления, а потребление не растёт. Рассчитывали на экспорт, экспортировать там особо никто не даёт.
Я принимал участие в переговорах с Ираном, так бедные 50 тысяч тонн мясопереработки, мы договаривались три года, да и то в обмен на то, что они поставляют нам 40 тысяч тонн молочной продукции. Только так удалось договориться.
Е.ВОЛГИНА: Почему у нас чеснок китайский или иранский, объясните?
С.ЛИСОВСКИЙ: Понимаете, это опять… Что такое правильно выстроенная государственная система управления экономики? Китайцы 20 лет назад решили монополизировать чеснок. Он до этого в основном производился в Южной Америке. И они стали давать большие инвестиции своим производителям, которые стали производить чеснок в государственных масштабах и продавать его в два раза дешевле, допустим, чем на мировом рынке. Они за десять лет убили всё производство во всём мире и потом стали монополистами, стали диктовать цены на чеснок. Всё было очень продумано.
Е.ВОЛГИНА: Понятно. Но мы же можем в этой связи защитить собственный рынок чеснока, уж простите, или нет?
С.ЛИСОВСКИЙ: Каким образом?
Е.ВОЛГИНА: Всё равно у нас будет дороже производство чеснока?
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, у нас, конечно, будет дороже, потому что по природно-климатическим условиям у них это удобнее и выгоднее. Но дело-то не в этом. Чеснок — это биржевой товар. Он в большом объёме, очень большом-большом в мире производят. Соответственно, они могут каждую страну подставлять под выгодную им цену. Например, они могут нам продавать чеснок в течение многих лет дешевле, чем они продают в ту же Америку. Но за счёт того, что они глобально владеют этим рынком, они убытки у нас могут покрывать за счёт другой страны.
Е.ВОЛГИНА: Да. Вы говорите про Валентину Иванову Матвиенко тоже, что вместе работаете и так далее. Я помню её заявление знаменитое, когда она возмущалась, искренне абсолютно, почему мы не можем сами выращивать петрушку, и почему у нас вся эта культура потеряна.
С.ЛИСОВСКИЙ: Мы на огороде петрушку можем выращивать. Но для поставок постоянных, качественных и стабильных мы петрушку выращивать не можем, у нас климат не тот, и нас всё равно забьют.
Е.ВОЛГИНА: Как жить-то?
С.ЛИСОВСКИЙ: У нас, извините, знаете, кто главный поставщик зелени сейчас в Европу? Израиль.
Е.ВОЛГИНА: Кстати.
С.ЛИСОВСКИЙ: Израиль. Они тоже очень хорошо вложились. Я, правда, вообще не считаю, что это преступление, все вот эти агрофобные, когда там корни висят в воздухе, их каким-то раствором питают.
Е.ВОЛГИНА: Гидропоника.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да, гидропоника. Так вот, какой это продукт? Скажем так, это видимость качественного продукта. Понятно, никакой хорошей зелени ты так не вырастишь. Но тем не менее они захватили рынок, потому что, к сожалению, и потребитель тоже, ему же важна цена.
Е.ВОЛГИНА: Так мы же можем продвинуться на этом пресловутом эко, в земле, в грядке, в конце концов.
С.ЛИСОВСКИЙ: Всё не так просто.
Е.ВОЛГИНА: Я понимаю.
С.ЛИСОВСКИЙ: Вот я могу сказать, например, я давно дружу с немецкими аграриями. У них пришли в парламент «зелёные», 15% «зелёных». Они пролоббировали, что мясо птицы должно быть 10% биодинамическим. То есть там курочка должна бегать, у неё посадка на квадратный метр в три раза больше, чем в обычном птичнике, у них должна открываться боковина, они должны выходить на солнышко, клевать червячков и так далее.
Е.ВОЛГИНА: Новая этика, понятно.
С.ЛИСОВСКИЙ: 15%. Такая птица дороже в 2,5 раза по себестоимости. И главный птицевод страны, помню, выступал в бундестаге и говорит: «Слушайте, вот вы тут, «зелёные», 15% вас, а вы знаете, что у нас вашей птицы, которую вы нас заставили производить, у нас покупает только 2%, где ваши оставшиеся 13, которые за вас голосовали? Чего-то они не покупают эту птицу?» А потому что она дороже.
Е.ВОЛГИНА: Потому что она дороже.
С.ЛИСОВСКИЙ: Потому что она дороже. А сделать дешевле невозможно, потому что действительно затраты гораздо выше.
Е.ВОЛГИНА: Выхода нет, как пела группа «Сплин», так что ли получается?
С.ЛИСОВСКИЙ: Выход всегда есть, просто надо чётко понимать, что если мы хотим продвигать тот или иной продукт, мы должны понимать рынки, мы должны понимать, как формируется себестоимость, и мы должны понимать, есть ли у нас покупательная способность покупать эту продукцию. Поэтому наша зелень, априори она может быть качественная, может быть более полезной, более пахучей, какой угодно, но, во-первых, логистика доставки очень сложная будет, а, во-вторых, она будет дороже в три раза. А покупатель рублём же голосует, он может везде говорить, что «я за органическую продукцию, я хочу это, то», он всё это хочет, только он не может это купить. Соответственно, он покупает то, что дешевле. А дешевле — это значит глобальный объём производства там, где это уже налажено.
Е.ВОЛГИНА: Но мы же смогли, в конце концов, как раз из пепла, как фениксы, начал восстанавливать российский агрокомплекс, в связи с введением эмбарго в том числе. Так и по зелени также можно.
С.ЛИСОВСКИЙ: У нас надо медаль выдавать, я бы тоже хотел бы медаль получить за возрождение нашего агрокомплекса.
Е.ВОЛГИНА: Лучше субсидии, я считаю.
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет, медаль тоже неплохо. Я объясню. Мы вообще сделали… Великое событие произошло — мы за 20 лет восстановили наше сельское хозяйство. Например, я горжусь нашими индустриальными пятилетками 30-х годов, мы действительно из разрушенной страны возродили нашу промышленность. Но мы же точно такой же подвиг совершили и, кстати, мы его совершили, в том числе, из-за личного подвига наших крестьян. Потому что действительно у нас условия более жёсткие, у нас климат другой. Извините меня, американцы птичник на утрамбованной земле ставят, а я делаю фундамент, почти на два метра закапываю, коммуникации на метр восемьдесят и так далее, и крыша у меня двадцаточка, должна на утеплителе лежать, а они просто тент натягивают. То есть понятно, что у меня себестоимость априори выше.
Е.ВОЛГИНА: Алексей говорит: «Сосед по деревне в парниках выращивает зелень круглый год. Катается на Land Rover. Растить-то можно». Это к вопросу глобальных рынков. И если в парниках, ну он в своей же деревушке и может продавать эту зелень и как раз себе скопить на Land Rover.
С.ЛИСОВСКИЙ: Ну он правильно говорит, есть такой целевой потребитель, который может купить сто пучков в месяц, не вопрос. Но мы-то, когда с вами говорим, мы говорим о том, что лежит в торговых сетях и то, что продаётся миллионами пучков.
Е.ВОЛГИНА: А будущее, с вашей точки зрения, всё-таки за огромными агропромышленными комплексами или местечковые компании тоже хорошо?
С.ЛИСОВСКИЙ: Я в своё время очень много сделал, чтобы у нас появились агрохолдинги. Почему? Потому что у нас действительно просто не хватало продовольствия. Я говорил, 70% мяса птицы завозили, свинины 80% и так далее. Нам нужно было насытить страну качественным и недорогим продовольствием. Мы это сделали. Но теперь нам нужно, конечно… Во-первых, мы имеем возможность теперь точечно работать на потребителя. Вот эти небольшие фермы могут работать на потребителя, который у нас есть. И второе, главное, к сожалению, агрохолдинги не обеспечивают рабочими местами село. За счёт своей высокой технологичности объёмов им требуется гораздо меньше работников. Причём они их могут вахтовым способом привозить, им иногда это выгоднее.
Е.ВОЛГИНА: Понятно.
С.ЛИСОВСКИЙ: Соответственно, у нас есть земли, но на них нет рабочих мест и, соответственно, люди оттуда уезжают. И мы с вами имеем покинутые деревни и посёлки. Соответственно, мы сможем сохранить нашу страну, а сохранить только, если люди будут жить на селе, если мы создадим там рабочие места именно в сельском хозяйстве. Это серьёзная работа. Надо чётко выстроить, какие отрасли мы можем поддержать, как поддержать и так далее.
Е.ВОЛГИНА: Собственники холдингов всё-таки российские или там иностранцы присутствуют?
С.ЛИСОВСКИЙ: В основном у нас российские. У нас только такой пример единственный — это агрохолдинг «ЭкоНива», Дюрр, немец, который там, он имеет, не помню, чуть ли не полмиллиона гектар, тысячи гектар земли. Конечно, этот вопрос, скажем так, непростой. Я думаю, нет ни одной страны, где бы иностранец имел в собственности 500 тысяч гектар земли, ему просто там это не дадут сделать. Я могу сказать, что в Европе иностранец, иностранный гражданин вообще землю в сельское хозяйство купить, в принципе, не может никогда.
Е.ВОЛГИНА: Страна чудес, что тут сказать.
С.ЛИСОВСКИЙ: Просто никогда. Но так как у нас законодательство это позволяет, по-видимому, нам надо его корректировать, это законодательство. Вообще, например, в Европе, если тебе по наследству досталась сельхозземля, ты не можешь на ней работать. Ты должен пройти целый этап подготовки. Например, Голландия. Ты должен пять лет отучиться в сельскохозяйственном институте, а потом пять лет отработать у другого фермера. И только имея десятилетний опыт и учёбу, ты можешь на своей ферме, которая тебе могла достаться от отца, начать работать, а иначе ты должен её сдать в аренду фермеру, который уже прошёл вот этот период.
Е.ВОЛГИНА: Уже есть, квалифицированному фермеру.
У нас три минуты остаётся. Но ещё животрепещущая тема — это мороженое. Вы видели эти новости, что в 90% производимого мороженого в России выявлено нарушение качества продукции. Маркировать мороженое?
С.ЛИСОВСКИЙ: У нас, во-первых, с 1 июня уже вводит правительство, у нас закон уже есть практически, у нас будет маркировка мороженого.
Е.ВОЛГИНА: В том числе.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да. Я ездил, как раз Совет Федерации, наш аграрный комитет этим занимается, мы проверяли подготовку, проблемы отрасли. Кстати, благодаря работе Совета Федерации, я считаю, это нормальная парламентская деятельность, нам за год удалось существенно снизить нагрузку на сельхозпроизводителей. Нам удалось для крестьянско-фермерских хозяйств на два года маркировку молочной продукции сместить. Удалось пробить отмену НДС на ввозимое оборудование для маркировки. Удалось пробить льготные кредиты как через Минпромторг, так и Минсельхоз. Я считаю, что на маркировке мороженого Совет Федерации себя показал как парламент такого высокого-высокого класса работы.
Е.ВОЛГИНА: То есть, я правильно понимаю, когда введут маркировку, означает, что мы таких новостей не будем получать?
С.ЛИСОВСКИЙ: Каких?
Е.ВОЛГИНА: Ну того, что антибиотики в составе производимого мороженого, что там ещё было.
С.ЛИСОВСКИЙ: Я ещё многие годы занимался введением «Меркурия». Как в нём бились, говорили, что всё, «Меркурий» введут, полки опустеют, цена вырастет в три раза. Понятно, ничего не произошло. И сразу стали выдавать, я не помню точно цифры, но это есть на сайте Россельхознадзора, там, по-моему, до 200 фантомных предприятий в месяц находили.
Е.ВОЛГИНА: Фирмы-однодневки.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да. Причём эти предприятия были в сетях. То есть это не просто в каких-то сельских магазинчиках, это огромные объёмы непонятно откуда появляющейся продукции, конечно, которая была некачественная. Поэтому понятно, что если мы завтра введём маркировку, это не значит, что послезавтра у нас всё исчезнет. Нет. Но мы застартуем тот процесс, что я уверен, что года через три точно мы будем с вами иметь всегда гарантированное качество продовольствия.
Е.ВОЛГИНА: Но тогда здесь же, видите, как раз фигурируют, я не буду фирмы называть, но интересно, что фигурируют крупные производители мороженого. То есть всё равно три года надо ждать.
С.ЛИСОВСКИЙ: Нет. Я когда говорю, три года… Я вообще, как математик по образованию, всегда говорю о системе. Я не говорю о конкретном предприятии. Может быть, это предприятие исправится через месяц, что может быть.
Е.ВОЛГИНА: Я согласна.
С.ЛИСОВСКИЙ: Я говорю о системе. Вот у нас есть система, которая позволяет на сегодняшний день обходить закон, производить либо контрафактную продукцию, либо некачественную продукцию и её причём продавать в больших объёмах. Ведь главное же не только произвести вот эту некачественную продукцию, ещё же надо продать её.
Е.ВОЛГИНА: Безусловно.
С.ЛИСОВСКИЙ: Поэтому вот эта система существуют и она не только у нас существует. Вот я уверен, вот я ставлю три года, вот эту систему мы разрушим.
Е.ВОЛГИНА: Некачественной продукции.
С.ЛИСОВСКИЙ: Да.
Е.ВОЛГИНА: Сергей Лисовский был с нами, член совета по аграрному комплексу при Совете Федерации. Сергей Фёдорович, спасибо. Приходите к нам ещё.
С.ЛИСОВСКИЙ: Спасибо вам.